27 марта исполняется 41 год со дня гибели первого космонавта планеты Юрия Алексеевича Гагарина. Официального заключения о причине авиакатастрофы, в которой погибли Гагарин и полковник Серегин, нет до сих пор.
«Знаете, каким он парнем был? На руках весь мир его носил!»... Эту песню с особым чувством исполнял тезка Гагарина Юрий Гуляев, больше всего ценивший в космонавте № 1 то, что он, первый из землян, видевший звезды так близко, не заболел звездной болезнью. Искренним, прямодушным, открытым и жизнерадостным запомнила Героя Советского Союза, почетного члена Международной академии астронавтики, депутата Верховного Совета СССР Юрия Гагарина и нынешняя национальная детская здравница Украины Евпатория. Как и другие советские космонавты, Гагарин регулярно приезжал на этот крымский курорт. И отнюдь не с праздными целями, а работать. Ведь всего в нескольких километрах от Евпатории располагался засекреченный тогда Центр управления полетами (ныне на его базе функционирует Национальный центр управления и испытаний космических средств Украины).
Простота и естественность были одними из главных гагаринских качеств, и Юрий Алексеевич предпочитал выбирать себе друзей не по рангам, а по сердцу. Одним из его близких, настоящих и деликатных товарищей стал Валентин Васильевич Петунов. Человек из постепенно исчезающей породы зубров, с 1961-го по 1967-й работавший вторым, а затем 13 лет — первым секретарем Евпаторийского горкома партии.
Вскоре после гибели Гагарина Валентин Васильевич инициировал присвоение одной из евпаторийских улиц имени друга. И долгие годы жил на ней сам, бережно храня в ящике письменного стола траурную повязку и правительственное приглашение на церемонию прощания с Гагариным и Серегиным, а на самом столе — десятки снимков Юры — молодого, задорного, солнечно-жизнерадостного...
— Валентин Васильевич, трудно даже сопоставить крохотную точку на карте Евпаторию с таким безграничным пространством, как космос...
— Но, как ни странно, именно Евпатория имеет самое непосредственное отношение к космической науке, полетам спутников, орбитальных станций, космических кораблей. Уже с конца 50-х здесь осуществлялась подготовка космонавтов, руководство полетами, широкомасштабная деятельность по обработке информации, поступающей не только от всевозможных приборов и установок, летающих на земных орбитах объектов, но и со станций, находящихся в дальнем космосе и в полетах к другим планетам.
Когда запуск в космос летающих объектов стал реальностью, по всей территории Советского Союза были построены специальные станции слежения. Одна из них в армейских документах и в архивах Академии наук СССР так и обозначена — «Евпаторийская».
— А что, другого места для строительства засекреченной «площадки» с многометровыми в диаметре «тарелками» антенн, кроме как под боком у детской здравницы, во всем Крыму не нашлось?
— Я и сам задавал себе этот резонный вопрос: почему именно Евпатория, а не Севастополь или, скажем, гора Ай-Петри? Специалисты тогда мне объяснили: чистый горизонт, незначительные температурные перепады, что особенно важно, продолжительность солнечных дней в году и целый ряд других факторов послужили серьезным основанием для выбора места строительства станции слежения на берегу Каламитского залива.
Долгое время эти объекты были настолько секретными, что даже евпаторийцы и жители близлежащих сел, где жили военные и основной состав обслуживающего персонала, догадывались, конечно, что оборудовано нечто военное, но для чего оно предназначено — точного представления не имели.
— Сегодня мало кто знает, особенно из молодого поколения, что именно в Евпатории на этих площадках находилась не только станция слежения, но и Центр управления полетами...
— Так вот то-то ж и оно! Действительно, запуски в космос производились на Байконуре или с космодрома Плисецка, а слежение, управление, руководство полетами осуществлялось в Евпатории. В то время мы включали телевизор и диктор торжественно заявлял: «Внимание! Говорит Москва! Центр управления полетами передает...», а все происходившее на экране транслировалось не из Москвы, а из Евпатории, с нашей первой площадки! Что интересно: я и сам, будучи «первым лицом» в городе, об этом не догадывался...
— И долго еще ЦУП был, как Фигаро, — то здесь, то там?
— Практически до конца 70-х годов. Частичное рассекречивание его произошло еще в начале 70-х, когда на развороте журнала «Огонек» была опубликована красивейшая и впечатляющая фотография малых и большой антенн с подписью: «Центр дальней космической связи Академии наук СССР вблизи Евпатории». Сделано это было сознательно, продуманно, так как вскоре эти площадки уже осматривали президенты Академий наук Америки, Англии, Франции, Германии и Японии. Но закрытыми объектами площадки остаются до сих пор, несмотря на то что на них — серьезной научной базе — месяцами работали сотни европейских ученых. К сожалению, на полную мощность объекты не используются. С кем заключат договор — того и обслуживают. Оборудование устарело, космическая наука утратила темпы развития. Как можно допускать разрушение такого уникального центра вместо того, чтобы сохранить его для будущих поколений? Не понимаю...
— Именно благодаря ЦУПу вы обрели столько друзей среди космонавтов?
— Естественно! И не только среди космонавтов. Знаменитых, мирового уровня специалистов в те годы приезжало очень много. И весомой причиной для знакомства с ними становился банальный бытовой фактор — проблемы с жильем на период командировок, все заботы по решению которых почти целиком ложились на плечи горкома партии и горисполкома.
Если бы надо было заботиться об одном-двух, в крайнем случае о 10 человеках — это полбеды. Но когда дело касалось нескольких десятков, а то и сотен людей!.. При каждом пуске наезжало по 200-300 специалистов! Где их размещать, да еще в курортный сезон? Вот и приходилось частенько прибывающих на площадки специалистов селить то в спортивном зале воинской части на простых двухъярусных солдатских кроватях...
Для командированных не хватало столовых, буфетов, мест отдыха, туалетов. Многие люди, уже пожилые, терпели массу неудобств. Кстати, по наплыву командированных из различных НИИ и Звездного мы в Евпатории 1964-1965 годов всегда почти точно знали, когда будет осуществлена очередная в ту пору мировая сенсация — запуск корабля с космонавтами на борту. Какая уж тут секретность...
— Вы и с Сергеем Павловичем Королевым были знакомы?
— Ну а как же? ЦУП-то функционировал вовсю. Помню, Сергей Павлович поинтересовался, не мешают ли Евпатории «его ребята». «Наоборот, пусть чаще приезжают!» — разумеется, ответил я тогда. В самом деле, кому могли помешать космонавты — люди серьезные, ответственные, дисциплинированные? А с 1967 года я уже возглавил евпаторийский горком, началось и более активное общение с «ребятами» Королева.
— Это они вас прозвали «папа Валя»?
— C легкой руки Юры Гагарина. Он так меня называл во время наших дружеских посиделок, и такое обращение постепенно подхватили и другие космонавты. Потом и остальные евпаторийцы стали меня так называть. А я ж был партийным, как сейчас говорят, «функционером», субординацию понимал строго, и, честно говоря, первое время мне было странно слышать, что такие вот заслуженные и прославленные люди запросто обращаются ко мне: «Папа Валя». Потом привык... А затем и сам начал разговаривать с ними без особого «пиетета».
— Свое первое впечатление от знакомства с Гагариным помните?
— Конечно. Истинно русская душа: открытая, бесхитростная, щедрая. Чистейший, симпатичный мужик. Его слава существовала как бы отдельно от него. И Юра не изменился за все годы нашего знакомства и, смею надеяться, дружбы. Лучшего «полпреда» в космосе от нас, землян, трудно себе представить!
— Вы к Гагарину как-то особенно относились — по сравнению с другими космонавтами?
— По мере сил и возможностей я старался его беречь. Не дергать по пустякам, не привлекать к массовым встречам с людьми. Откровенно говоря, мы опасались каких-либо нежелательных происшествий. В Евпаторию он приезжал неоднократно, но находился здесь как бы в тени.
Я постарался даже разместить его так, чтобы меньше замечали, меньше таскали и трогали. Первый космонавт жил в двухкомнатном люксе с отдельным входом, в так называемом «женском» корпусе санатория «Ударник», то есть в гинекологическом отделении...
— Нашли где спрятать! В «женском» корпусе... Хоть охраняли его как следует?
— Нет. Разве что изредка, когда он выбирался пройтись по городу, наш КГБ выделял человека — неприметного, в штатском. И он — не в открытую, не сзади или сбоку — шел скромно в сторонке, присматривал... Люди-то столбенели, обнаружив вдруг перед собой, просто так, на улице — Гагарина.
— Поэтому первым на официальную встречу с евпаторийцами вышел не Гагарин, а космонавт № 4 Павел Попович?
— Да, наш соотечественник, украинец Павло. Тогда он приехал в город не по службе, а по семейным делам. Мало кто знает, что его младшая сестра Надя с детства очень серьезно болела полиомиелитом. Не могла самостоятельно передвигаться, руки тоже плохо действовали.
Попович рассказал мне об этой беде, и я предложил привезти Надю в Евпаторию — у нас уже был накоплен значительный опыт в лечении полиомиелита. Вот Павло и привез сестричку. Надюша лечилась более двух лет, и за это время евпаторийские медики совершили, казалось бы, невозможное: девочка научилась не только сидеть, подниматься, работать руками, но и ходить с помощью костылей. В санатории она окончила школу, освоила пишущую машинку, начала сама себя обслуживать, передвигаться на инвалидной коляске. Полностью такую тяжелую форму полиомиелита вылечить было невозможно, Надя оставалась очень больным человеком, я ее опекал, часто навещал, и во время очередного визита к ней попросил Павла выступить перед евпаторийцами. Он не возражал.
Популярности в народе в те времена космонавтам было не занимать. Люди заполнили всю главную площадь города, с восхищением слушали, рассматривали стоявшего на балконе театра Поповича...
Павло по характеру очень живой, экспансивный, раскованный человек. Держался всегда просто. О таких в народе говорят: рубаха-парень. У него было много друзей, он любил компанию и всегда, как и его жена Марина, был очень хлебосолен. Я и моя супруга Зоя с удовольствием это подтвердим: неоднократно бывали в гостях у этой дружной тогда четы в Звездном городке, часто жили в их квартире. Потом, много позже, Марина с Павлом разошлись, он уехал в Москву, она осталась в Звездном и вышла замуж за другого, но во времена, о которых идет речь, все у них еще было нормально.
По натуре Попович — веселый и дружелюбный, рассказчик, любитель анекдотов и сауны. Особенно увлекался рыбалкой, был прямо рыбак-фанат. Где только мне не приходилось с ним рыбачить! Неоднократно ходили за ставридой в акватории Евпатории, рыбачили на озере Донузлав (красивейшем и щедром!), ездили в район мыса Тарханкут за морским карасем и кефалью. В Москве летом он возил меня в какие-то заповедные места на лов карпа. Даже зимой умудрялся уговорить отправиться на подледный лов. Где, думаешь, он обмывал свою вторую Золотую Звезду, когда снова в космос слетал? В пригороде Евпатории, на рыбацком стане...
А однажды произошел забавный случай. Утром мы вышли со спасательной станции на катере (так называемой «тройке») в море. Отошли на полтора-два километра от берега, и тут море разыгралось не на шутку. Болтало нас ух как хорошо! Павла укачало так, что нам с начальником спасательной станции пришлось привязывать его, лежавшего на крыше каюты, ремнями к поручням!
«Вот те на! — думаю. — Вот тебе и космонавт! Невесомость переносить мог, а морскую болтанку не выдержал!». Оправдываясь, Павло мне потом признался, что вечером, мол, перебрал (иногда с ним это случалось). Но вообще был очень крепким, здоровым, спортом занимался.
— Честно говоря, Валентин Васильевич, вы сами как-то не похожи на завзятого рыбака...
— Смотри, наблюдательная какая... Скажем так: приходилось им быть. Зато теперь есть что вспомнить. Был еще случай с другим Павлом — Агаджановым, очень одаренным человеком, стоявшим у истоков советской космонавтики, занимавшимся сначала запуском баллистических ракет, затем летательных аппаратов, кораблей с космонавтами, станций. Выехали мы однажды на пресные озера Донузлава. Забросили поплавковые удочки. Клев плохой. Решили позавтракать.
Только приняли по 100 граммов и начали закусывать, как один из поплавков нырнул под воду, а удилище, не закрепленное на берегу, оказалось в озере и стало быстро от нас удаляться. Терять его было жалко, да и воображение разыгралось: «Ух и карпище там, наверное, солидный!». Что поделаешь, молниеносно раздеваемся и вдогонку за удочкой! А карп, паршивец, будто забавляется: только догоним удилище и попытаемся его схватить, он — дерг и с новой силой его дальше тащит! Жаль, кинокамеры не было!
Трижды удилище уплывало, пока Агаджанов наконец его поймал. Метров 150 пришлось в общей сложности проплыть. Выбрались на берег, вытащили карпа (он оказался до обидного небольшим — примерно на полкилограмма), и вдруг этот шутник-озорник срывается с крючка и — обратно в воду! Только хвост мелькнул.
Рыбалка, кстати, далеко не всегда была столь неудачной. Запомнилась и одна совершенно потрясающая, на которой были с Поповичем. Поехали тоже на озеро Донузлав, только на соленое. Военные моряки дали нам катер. Ходили, ходили, поймали по два-три десятка ставридок — и все. Приблизились к одному из буев, опустили спиннинги с самодурами. И вдруг началось!
Мы попали на косяк крупной хамсы, или, как ее еще называют, анчоуса. Что творилось! При каждом забросе на крючки самодура попадалось шесть-восемь, а то и десяток рыбешек! И так продолжалось часа полтора. Все вместе мы тогда поймали несколько ведер, килограммов 50 анчоуса. На берегу мои друзья приготовили в большом казане рыбу по-гречески — с помидорами, луком, лавровым листом и перчиком! Пальчики оближешь! Остатки своей рыбацкой удачи мы привезли домой, засолили в бочке, и товарищи, уезжая домой в Москву, прихватывали с собой рыбку свежего посола...
— С Поповичем сейчас поддерживаете отношения?
— От случая к случаю — возраст-то уже не тот. Но в 80-е, когда уже не работал в горкоме партии, я к Павлу на юбилей ездил.
— Широкое, наверное, получилось гулянье?
— Раздольное, я бы сказал. Праздновали три дня... В первый, официальный, день было около 200 человек, большинство из Москвы, в том числе представители Министерства обороны, Министерства иностранных дел, Верховного Совета СССР, ЦК КПСС...
Второй день начался с завтрака в зале, а продолжился на природе в лесу — почти рядом со Звездным. На специально оборудованной для шашлыков поляне стояли деревянные навесы, под ними мангалы, сиденья-пеньки. Тут же — маленький сарайчик для дров и угля. Гости постепенно заполняют поляну, а юбиляра нет, шашлыков никто не готовит... И вдруг — кавалькада легковых машин, за ними — грузовой ЗИЛ с двумя контейнерами! Все задвигалось, закипело! Одни дрова колют, другие их разжигают, третьи уголь носят. И все друг у друга интересуются: а где, собственно, мясо?
Но тут открывается один из контейнеров, и из него раздается протяжное: «Бе-е-е-е-е!». Это донбасские друзья Павла привезли ему в подарок живых баранов! В течение нескольких часов у всех на столах был свежайший шашлык, по всем правилам варилась шурпа... Конца этой трапезы я не дождался — ушел отдыхать. Это была моя последняя поездка в Звездный городок...
А тогда моя семья очень подружилась с женой Павла — Мариной, знаменитой летчицей-испытателем, смелой, волевой и мужественной женщиной. Она тоже была в Евпатории в качестве командира самолета, прилетавшего для ремонта на Евпаторийский САМ-20. Заходила и к нам домой, подарила свою книгу с дарственной надписью, много фотографий.
— Почему они все-таки расстались? Казалось бы, большую общность интересов трудно даже придумать...
— Даже при очень тесном общении чужая семья все равно потемки. Кроме служебных забот, в Звездном городке были и свои, житейские, семейные неурядицы и проблемы. Как и в обычных семьях, где муж и жена не сходятся характерами, не могут ужиться друг с другом, у космонавтов порой возникали такие же ситуации. По разным причинам разошлись Андриян Николаев и Валя Терешкова, Павло и Марина Попович. Кто из них в этом виноват, определить сложно. Обе стороны считали себя правыми и не уступали друг другу.
— Надюша, сестра Павла, на чьем попечении осталась?
— В том-то и дело, что не осталась... Я уже говорил, что ее в Евпатории подлечили, и она стала чувствовать себя несколько лучше. Перед Новым годом ее родители захотели, чтобы она встретила праздник дома, и за пару недель до Нового года мы отправили ее с сопровождающим врачом самолетом в Киев, а там машиной в Узень — районный центр под Киевом. Буквально накануне Нового года Павло позвонил мне и сообщил: Надя умерла, сердце девушки, которой был всего 21 год, не выдержало.
Расстроился очень, прихожу на обед домой — раздается звонок в дверь, и почтальон вручает телеграмму. Разворачиваю, читаю, а она — от Нади, поздравление с наступающим Новым годом. Я — к телефону, звоню Поповичу, набросился на него: «Что за глупые шутки?!» и рассказал о только что полученной телеграмме. К сожалению, все оказалось правдой. Накануне вечером Надюша отправила поздравление, а под утро умерла...
— Я слышала, что вы, товарищ первый секретарь горкома, на охоте случайно подстрелили Андрияна Николаева...
— Увы, было дело... Мы договорились с Андрияном никогда не упоминать о том досадном случае, и более трех десятков лет мой рот был на замке.
В свой очередной приезд космонавты попросили меня организовать выезд на охоту. Был как раз сезон охоты на пушного зверя... Рано утром в крытой грузовой машине мы, человек 10, выехали на место. Сделали один заход кольцом, убили пару зайцев, второй заход — еще одного. Оказалось, что на этом участке зверей просто мало. Никто из космонавтов даже ни разу не выстрелил.
Когда сошлись после очередного загона, началась критика: «Куда ты нас привез, зайца здесь нет...». Тогда председатель городского охотничьего общества Великородный предложил отправиться в заказник — один из карьеров в районе села Известковое. Выгрузились мы там, и по указанию Великородного первая группа пошла по одному, а вторая — по другому краю оврага. Расстояние между группами примерно метров 100. Зайца было очень много! Он уходил и вперед, и назад, бежал то в направлении одной группы, то в направлении другой...
Выстрелы следовали один за другим, успевай только перезаряжать ружье. Уже я и Андриян убили по два, кто-то даже четыре зайца. Остальные стрелки были тоже не без трофеев. Тут от Великородного поступает команда: стрельбу прекратить, охоту закончить. Но в это время у меня из-под ног выскакивает очередной заяц и направляется в сторону Николаева. Я сделал один выстрел — промах, делаю второй по набегавшему на Николаева зайцу. Косой падает. Иду к нему, а мне навстречу Андриян, закрывающий ладонью правый глаз. Сошлись, я его спрашиваю: «Что случилось-то?». А он отнимает от глаза ладонь, по лицу — кровь: «Папа Валя, ты наверное, последним выстрелом меня ранил, под глаз попала дробинка...».
Побросав трофеи, мы поспешили к машине, где имелась аптечка. Стали водкой смывать кровь и промывать рану. Когда промыли, увидели, что в ране, неглубоко, торчит дробинка. Я предложил Андрияну ее выковырять. Он согласился, и я осторожно охотничьим ножом ее удалил. Дробинку Николаев взял себе на память.
Охота завершилась обедом, как и положено, со 100 граммами и охотничьими байками, но я очень переживал случившееся и думал: «Хорошо, что так удачно все закончилось. А если бы на сантиметр выше — и дробинка попала бы прямо в глаз?!». Поэтому призываю: охотники, будьте осторожны, особенно когда идете кольцом! Будьте особенно внимательны к идущему впереди сбоку!
— А с супругой Николаева знаменитой Валентиной Терешковой общаться приходилось?
— Валя приезжала несколько раз в Евпаторию, но не на работу в ЦУП, а в связи с тем, что ее дочь Алена проходила длительный курс лечения в детском клиническом санатории Министерства обороны: у девочки одна ножка росла хуже другой. Cлава Богу, что лечение прошло успешно и Аленушка выздоровела.
— Какие-нибудь свои служебные тайны космонавты вам доверяли?
— Скажем так: я знал чуть больше, чем сообщала народу пресса того времени. Открою еще один секрет из событий, которые происходили с космонавтами и о которых в печати не сообщалось.
Когда полетел Алексей Леонов, программой полета впервые предусматривался его выход в открытый космос. Все шло нормально. С помощью фала, прикрепленного к кораблю, Леша 10 минут находился в свободном полете. Пора было возвращаться на корабль. И тут случилось непредвиденное. Его скафандр раздуло так, что он не мог протиснуться через входной люк в шлюзовой отсек, то есть вернуться на корабль. Только благодаря смекалке, героическим усилиям и акробатическим пируэтам Леше удалось попасть на корабль, когда кислород в скафандре практически заканчивался. А ведь космонавт мог навсегда остаться в открытом космосе...
Кстати, на этом его казусы в полете не закончились. При отстреле шлюзовой камеры корабль раскрутило так, что пришлось вручную уравнивать и ориентировать его на Землю. Еле-еле удалось! Однако и на этом приключения Леонова и командира корабля Павла Беляева не завершились! Приземление хотя и прошло удачно, но не в заданной точке, а в глухой тайге вблизи Перми. Трое суток к ним пробивали просеку, чтобы спасатели вывезли космонавтов и спускаемый аппарат...
— И все-таки, наверное, самым ярким вашим «космическим» воспоминанием остаются встречи с Юрием Гагариным...
— Самым-самым — как говорят дети! Публичное выступление Юры перед жителями Евпатории стало по счету третьим, хотя познакомился я с ним много раньше, чем с Поповичем и Титовым.
Гагарина привез на встречу первый секретарь Крымского обкома комсомола Володя Максимов. На торжественной линейке приняли Юру (а за компанию и меня) в почетные пионеры... После официальной части, покинув лагерь, мы уехали, чтобы провести неофициальную — обед на природе, который, как обычно, я организовал на рыбацком стане у бригадира рыбколхоза Ивана Прокоповича — нашей палочки-выручалочки. В его бригаде особенным умением прекрасно готовить рыбные деликатесы отличался мой тезка повар Валя, или, как его все называли, Свят-дух.
Лучше всего у него получалась рыбацкая уха и рыба горячего копчения. Обед тот был семейным — с женами, детьми, в том числе и моими мальчишками. Купались, плавали, шутили, балагурили, играли в волейбол, фотографировались все вместе, а затем Юра снялся с каждым из нас по отдельности. Сохранилась до сегодняшнего дня карточка: Юра и мои Сашка с Сережкой. Тогда еще школьники, а сейчас им обоим за 50...
— Снимок вашей совместной с Гагариным прогулки на катере — с того лета?
— Похоже, что да. Во всяком случае, тогда мы (редчайший вариант!) взяли с собой на рыбалку фотографа.
— А не помните, что тогда так увлеченно друг другу доказывали?
— Ты слишком многого от меня хочешь! Знаю, что обсуждали какую-то бытовую проблему вместо того, чтобы рыбу ловить. Юра ж заядлый рыбак был! И пару раз мы с ним выезжали.
— Клевало? Или водолазов подсылали?
— Да ну скажешь тоже... Честно рыбачили, самостоятельно! А если беседовали, то больше о жизни, о людях. Я о своем — городском, он — о Звездном городке...
— А о космосе?
— Ну нет... Юра рассказывал, конечно, как пришел в отряд космонавтов, как начали их готовить... Но до философии у нас дело не доходило. И о своих ощущениях от космоса он никогда не распространялся.
— И про Бога вы его не спрашивали?
— Нет. Я ж атеист, хотя и крещеный. Да еще и наказанный однажды своим партийным начальством за то, что церковь посещал. А я ведь храм тогда исключительно по долгу службы посетил: пришел проверить, как городская милиция выполняет мое распоряжение, помогает настоятелю местного собора поддерживать порядок во время всенощной. А потом позволил священнику милиционеров денежной премией поощрить...
— Неправильный вы какой-то первый секретарь горкома! Интересно, Гагарин хоть раз дал понять, что устал от постоянного внимания окружающих, что оно ему досаждает?
— Мне — нет. Если бы что такое было, я бы заметил. Единственное, что купаться в море предпочитал за городом... Юра — открытая русская душа. Добрый, улыбчивый и обаятельный. А шутник, озорник — как мальчишка, способный своей живостью увлечь любого. Суди по примеру.
Однажды моя жена была в Звездном городке в гостях. Приезжает и рассказывает, что учудил Юра. Собрались космонавты, сидят за самоваром, чаи гоняют... На дворе глубокая ночь. Вдруг Юра всем предлагает выйти прогуляться. Была зима, причем очень снежная, с сугробами и морозцем. Все оделись, вышли... На площадке перед подъездом несколько новых легковушек (еще без номеров), которые купили или получили в подарок недавно слетавшие в космос ребята. Юра улыбается: «Угнать одну, что ли?». Компания бросились к машинам, но все они оказались закрытыми на ключ. Тогда Гагарин говорит: «А давайте попробуем, может, кто-нибудь не поставил машину на скорость или на тормоз!».
Действительно, один из автомобилей оказался свободным от этих ограничений, и космонавты, солидные люди — Павел Попович, Валя Терешкова, Жора Добровольский, Толя Воронов (космонавт-испытатель, опыта космических полетов не имел), — и их жены машину толкают, а Юра и Андриян Николаев направляют передние колеса, чтобы она могла ехать. Затем Юра решил загнать «добычу» в гараж. Подогнали ее к гаражам, сходили домой за ключами от своих гаражей и начали перегонять одну машину в соседний гараж, другую — на ее место и так далее... «Угнанную» спрятали в гараж Андрияна Николаева, после чего вениками замели следы «хулиганства». Участвовала в этом «хулиганстве» и моя жена...
— Ругали потом Зою Вениаминовну?
— Я что, похож на деспота? В общем, довольные и посвежевшие от чистого морозного воздуха, они вернулись домой, поговорили о том, что произойдет и как поступят утром, когда обнаружится пропажа...
А утром началась катавасия! Хозяин машины обнаружил исчезновение своего сокровища и стал бегать расспрашивать, не видел ли кто его автомобиля, не переставая удивляться, как из сверхзакрытого, охраняемого военного городка могла через КП просочиться новая, без номеров, машина? Обратился к офицерам, дежурившим на КП... Те клятвенно заверили, что без номеров ни одна машина через ворота не проходила. Пошел к коменданту городка. Тот тоже был весьма удивлен.
В конце концов доложили о случившемся командиру части генералу Кузнецову. Стали ходить по квартирам и интересоваться, не видел ли кто-нибудь чего-нибудь и не слышал ли... Зашли и к Павлу Поповичу, зная, что он любит и умеет пошутить. Что-то подобное в городке уже случалось. Павел категорично: «Ничего не знаю, не видел, не слышал!».
В общем, расследование не дало никаких результатов, и во второй половине дня комендант был вынужден доложить о случившемся командиру части. Тот, не дожидаясь окончания поисков, обратился к коменданту Кремля, которому подчинялась охрана Звездного городка, и в Московское ГАИ. Все участники акции по «угону» автомобиля молчали...
Через некоторое время прибыли представители Кремлевской комендатуры, милиции и ГАИ. Дело приобретало нешуточный характер, и нужно было признаваться. В это время командир части вызвал Юру (он в Звездном был заместителем командира отряда космонавтов по полетам) и стал советоваться, как лучше поступить. Тут Гагарин и говорит: «Пусть все уедут, я сам разберусь в этой истории. Через полчаса машина будет стоять на месте!». Командир, конечно, поверил и понял, что Юра что-то знает...
Попросив друзей «пострадавшего» принести ключи от машины, Юра быстро, не привлекая ничьего внимания, буквально за полчаса поставил исчезнувший автомобиль прямо у подъезда пострадавшего. И лишь спустя время признался хозяину в своей проделке, заодно упрекнув того в небрежности: «Ты ж пойми: я тебя просто хотел наказать за рассеянность. На стоянке машину надо не только закрывать, но и устанавливать на скорость и тормоз!».
Гагарин был простым русским парнем, очень живым человеком... Во всяком случае, я знал его именно таким, и мне бы не хотелось делать из него икону. Его все любили!